Жанр рецензии требует развернутого ответа. Хотя очень хочется ответить в духе Виктора Гюго и его издателя. Напомню, что автор и коммерсант обменялись весьма лаконичными заметками. Гюго вместе с рукописью выслал письмо, в котором был только вопросительный знак. Издатель ответил не менее изящно — в ответном письме был восклицательный знак. Новая книга Николая Кононова «Автор, ножницы, бумага» заслуживает вот такой значок.
Я бы не стал утверждать, что Кононов открыл Америку. Когда у тебя в обойме 33 буквы алфавита, открывать уже нечего. Сюжеты, приемы, техники писательского мастерства известны уже тысячу лет — со времен Аристотеля ничего нового, в глобальном смысле, не появилось.
Все дело в необъяснимой субстанции, которую называют талант. Талант есть труд. Труд есть пот. Это банальные истины и писать о них не очень интересно. Тем более, что большинство рецензентов увидели в книге Кононова — писателя. Я же увидел провидца.
И это показалось мне интереснее всего.
Исходя из аксиомы «читая книгу, каждый читает себя в книге», я обратил внимание на следующую мысль.
«В ближайшем будущем редакторы медиа окончательно разделятся на тех, кто упаковывает и раздает малокалиберный контент, управляя командой специалистов по быстрой реакции (реплики, картинки, фильтры), и тех, кто планирует, проектирует и продюсирует хорошо проработанные, сложные истории».
Добавлю — и делает свои медиа.
Убежден, что лет так через пятнадцать будущие читатели первым делом будут искать пометку «написано человеком». Уже сейчас многие перед общением в чате онлайн-магазина задают вопросы — ты бот или человек, и прекращают общение, если с той стороны — бот. Если действительно сбудуться прогнозы о массовой ботизации межчеловеческих коммуникаций, то личный бренд станет лучшим способом выделится в мире ботов.
И тут самое время взять книжку Кононова и поучиться писать «хорошо проработанные, сложные истории». Это своебразный гандикап, чтобы журналисту не быть уволенным уже 4 или 5 раз за последние годы в связи с драматическими переменами в медиа.
«Истории трагические или романтические нравились ключникам гораздо больше, чем пасторальные или описания природы. Неплохо шли истории юмористические и детективные, загадочные и мистические. Почти всегда срабатывали повествования мемуарные, но большинству людей приходилось рассказать всё мало-мальски интересное, случившееся в их жизни, чтобы удовлетворить ключника. Возможно, это было изощренной ловушкой, позволявшей воспользоваться Вратами любому человеку. Любому, но лишь один раз…» («Спектр», Сергей Лукьяненко)
